Виталий Вульф: «Я — смесь эмоциональности с рациональностью!»
Есть люди, которых можно слушать часами. Именно к такой категории относится наш сегодняшний гость. Его телепрограммы всегда вызывают большой интерес у зрителей, а энциклопедические знания – истинное восхищение. При разговоре с ![](/acter/foto/sov/pv_239867.jpg)
Виталием Вульфом я никак не мог избавиться от ощущения, что снова оказался под властью магии телепередачи «Мой серебряный шар», и мне очень не хотелось прерывать этого блестящего рассказчика…
— Уважаемый Виталий Яковлевич, я уверен, что для многих наших читателей будет открытием тот факт, что вы по образованию – юрист. Я так понимаю, что ваш отец – адвокат Яков Сергеевич Вульф, хотел продолжить династию?
— У меня не было никакого желания становиться юристом, хотя я и окончил юридический факультет Московского университета.
— Почему Вам не нравилась профессия адвоката?
— Это совершенно не моё, я – смесь эмоциональности с рациональностью, а профессия адвоката предполагала лишь последнее.
— По окончании учебы, несмотря на все пятёрки, вас не приняли в аспирантуру, так как в это время в стране шла борьба с «космополитами».
— Вы знаете, как ни странно – это время уже кончилось, потому что я поступал в аспирантуру в 1952 или 53 году.
— Так в то время был разгар этой борьбы?
— Нет, разгар борьбы с космополитизмом пришелся на 1946–47–49 годы.
— Но вас все равно не приняли в аспирантуру…
— Меня не приняли даже в 1955 году. Я четыре раза сдавал экзамены, и только после этого в 1957 году стал аспирантом. Я не мог учиться в очной аспирантуре, так как к тому времени у меня умер отец, и мне нужно было кормить семью.
— Как вы сегодня, по прошествии 50-ти лет, вспоминаете это непростое время?
— Я его вообще никогда не вспоминаю, это было для меня очень тяжелое время, трудное. Надо быть объективным: не смотря на все трудности тех лет, меня всегда спасал театр. Я его с детства обожал, а пятидесятые годы были годами расцвета театрального искусства.
- С 1967 по 1997 год вы проработали в Институте международного рабочего движения АН СССР (с 1992 года – Институт сравнительной политологии РАН) сначала младшим, затем старшим, позже ведущим научным сотрудником, а в 1989 году защитили диссертацию на соискание степени доктора исторических наук на тему: «Американский театр 70-х годов и общественно-политическая реальность». Расскажите, пожалуйста, об этом периоде вашей жизни.
— Институт международного рабочего движения – это очень странное заведение. Дело в том, что директор этого института Тимур Тимофеевич Тимофеев (он жив, к счастью, и сейчас) – очень своеобразный человек. Он – американец, его отец был генеральным секретарем компартии Америки, а его мать – еврейка по национальности – знаменитой американской коммунисткой, которая сидела в тюрьмах, и когда Тимуру было три годика, его перевезли в Россию. В этот период существовала большая мода на иностранных специалистов, и американцы ездили в Советский Союз, потому что были надежды на то, что тут есть идеалы, идеи и т.д. Они жили в СССР, Тимофеев работал переводчиком у Хрущева, и ему удалось открыть институт, который первоначально должен был называться «Институтом по изучению общественного сознания Запада», но Суслов такое название не утвердил. И тогда Тимур Тимофеевич придумал другое название – «Институт международного рабочего движения». Это было очень смешно, так как к рабочему движению он не имел никакого отношения, так существовал какой-то сектор, который занимался изучением истории рабочего движения, но, в общем, этот институт представлял собой собрание интеллектуалов. Там работал знаменитый философ Мераб Мамардашвили, социолог Юрий Замошкин, литератор и литературовед Самарий Великовский, история Майя Новинская, философ и социолог Владимир Шубкин и знаток немецкого фашизма профессор Александр Галкин.
— А как вы оказались в этой компании?
— Мне на тот момент было уже за тридцать, меня никто не печатал, я подрабатывал «левыми» переводами, и в один прекрасный день я открыл «Вечернюю Москву» и увидел, что Институт международного рабочего движения принимает на должность младших научных сотрудников кандидатов наук. И я решил туда направиться, не зная ни одного человека в этом институте. Я пришел, меня принял замдиректора Евгений Амбарцумов – известный в Москве историк, элегантный молодой человек. Он мне сказал: «У Вас будет замечательное место младшего научного сотрудника в отделе права». Я попал в этот отдел, проработал там несколько месяцев, и заведующий сектором мне однажды сказал: «Вы знаете, Виталий, нам надо с вами расстаться, так как я вижу, что вы безо всякого удовольствия выполняете свою работу, так как вы мало знаете и понимаете в этом деле». Я попросил дать мне еще месяц, чтобы получить зарплату, а затем уйти. И после этого довольно печального для меня разговора я стоял в коридоре, и мимо меня проходил Мераб Мамардашвили, а я к тому времени уже подружился со многими людьми. Мы сидели в буфете – люди из разных секторов, и там я как раз и подружился с Мерабом. Он мне говорит: «Что случилось, почему ты такой мрачный?», я отвечаю: «Ты знаешь, произошла вот такая история, и я ухожу». Мераб мне отвечает: «Ты сошел с ума! Переходи к нам в отдел». А его отдел занимался изучением общественного сознания.
— А что я там буду делать? Я кроме театра ничего не знаю!
— Занимайся американским театром.
— С удовольствием, я в нем хорошо разбираюсь, но я не могу в научном плане написать тему «Изучение американского театра».
— Не можешь, но у тебя же есть голова на плечах, напиши так: «Изучение американского театра и общественно-политическая реальность».
И я перешел к ним в отдел младшим научным сотрудником, там работало 32 человека – самых талантливых интеллектуалов Москвы тех лет. Это произошло в 1967 году.
- Мне известно, что вы ездили в Америку и там занимались преподавательской деятельностью.
— Это случилось значительно позже. Я стал заведующим сектором, защитил докторскую диссертацию, ездил в Америку от института в командировку, а после нее декан театрального отделения нью-йоркского университета прислал мне рабочую визу, и 15 января 1992 года я уехал преподавать в нью-йоркский университет. Я там преподавал ровно два года четыре предмета: «Историю русской драматургии», «Сталин и театр», «Теннеси Уильямс на советской сцене» и «Чехов и МХАТ».
— С 1972 года вы занимаетесь переводами англо-американской драматургии. В ваших переводах шли и идут пьесы Юджина О'Нила, Эдварда Олби, Сомерсета Моэма, а также названного вами только что Теннеси Уильямса. Как началась эта деятельность, что послужило толчком для первого перевода?
— Мне все время хотелось быть поближе к театру. Я не оканчивал театрального института, я – не актер, не режиссер, не критик, хотя и писал довольно много рецензий. Я, скорее, – историк театра. Как-то
Олег Ефремов, с которым я подружился в 60-хх годах, мне сказал: «Переведи какую-нибудь пьесу». И я начал переводить. Никто, конечно, мои переводы никуда не брал, потому что я был никем, и не имел имени, пока не произошло случайное стечение обстоятельств. Ефремов перешел во МХАТ, и ему обязательно нужно было поставить пьесу для выдающейся актрисы МХАТа ![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
Ангелины Иосифовны Степановой. Я предложил Олегу свой перевод пьесы Теннеси Уильямса «Сладкоголосая птица юности». Ей пьеса очень понравилась, Ефремов обрадовался, вызвал маленького в то время режиссерика
Севу Шиловского, и начались репетиции. В июне 1975 года был показ, а осенью состоялась премьера этого спектакля со Степановой в главной роли. Спектакль, ставший впоследствии знаменитым, шел семь лет. И после этого я очень много переводил и, в общей сложности, сделал около тридцати переводов.
— С 1994 года вы являетесь автором и ведущим телепрограммы «Мой серебряный шар». Как метко замечено, в ней вы одновременно предстаете критиком, актером и искусствоведом. Можно ли говорить, что вы продолжаете традиции великого рассказчика Ираклия Андроникова?
— Нет, так говорить нельзя, потому что все рассказы Андроникова были основаны на показах, – он показывал людей и замечательно имитировал голос, походку, пластику. У него все было построено на этом, а в рассказах присутствовало большое количество юмора – зал всегда хохотал, когда его слушал. Я к этому не имею никакого отношения. Совпадением может быть только в одном: я продолжил жанр устного рассказа, которым он занимался и открыл, только совсем в ином качестве и плане. На телевидение я пришел в 1990 году, и два года я работал на договорах, потом уехал в Америку. В 1994 году после возвращения в Россию Влад Листьев пригласил меня в телекомпанию «ВИД», и в сентябре этого же года я выпустил первую программу, под названием «Серебряный шар», посвященную творчеству
Сергея Мартинсона. А в 2003 году я ушел с Первого канала.
— В последнее время героями ваших программ становятся не только кумиры прошлых лет, но и ныне здравствующие актёры, некоторые из них весьма молоды. Например, ![](/acter/foto/ros/pv_4072.jpg)
Даниил Спиваковский или
Мария Миронова. Почему вы решили изменить формат программы?
— Мне надоело заниматься древней историей, и я решил обратиться к каким-нибудь персонажам сегодняшнего дня, поэтому я сделал передачу о тех, о ком вы сказали, а также программы об
Андрее Панине и
Александре Домогарове. Это направление очень трудно продолжать, потому что в моей передаче самое важное – это судьба и история жизни, а у нынешних молодых, так называемых «звездочек», хотя они себя считают «звездами», никакой истории и судьбы нет. Есть природный, не отшлифованный режиссерами, талант, так как их сегодня очень мало, и тенденция уйти от психологического театра в сторону фокусов, эксцентрики и эпатажа. Сегодня идешь в театр – и начисто забываешь о спектакле.
— С ноября 2007 года вы являетесь главным редактором радио «Культура». Мне известно, что это назначение у вас вызвало удивление, и вы даже хотели отказаться от этой должности. Что изменилось с вашим приходом на этот радиоканал?
— За этот период изменилось очень многое: радиоканал «Культура» стал другим, так как у меня немало контактов в театральном мире. Я стараюсь, чтобы у нас на договорах работали наиболее интересные актеры, актрисы и специалисты. Это –
Алла Демидова, которая каждое воскресенье читает стихи,
Татьяна Доронина будет читать свою книгу «Дневник актрисы», ![](/acter/foto/ros/pv_4072.jpg)
Даниил Спиваковский три недели подряд читал дневники сына Марины Цветаевой, наш крупнейший кинокритик Валерий Кичин ведет по пятницам интереснейшую программу о кино, а его антипод известный киновед Андрей Плахов по понедельникам ведет передачу «Киножизнь». Еще мы делаем радиоспектакли, сейчас к эфиру готовится спектакль по пьесе Теннеси Уильямса «Царствие земное» в постановке молодого режиссера Александра Огарева.
— В 1995 году вы опубликовали переписку ![](/acter/foto/sov/pv_25682.jpg)
Николая Эрдмана с ![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
Ангелиной Степановой, которая сразу же стала бестселлером. Как возник замысел этой книги?
— Это забавная история. Дело в том, что вышел том воспоминаний о ![](/acter/foto/sov/pv_25682.jpg)
Н. Эрдмане. ![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
Ангелина Иосифовна не принимали в нем участия, она даже не знала, что вышел этот том, и ныне покойный критик Александр Свободин (он был и редактором), комментировал письмо Эрдмана к Шифриневичу, в котором были такие слова: «Эта сумасшедшая женщина хочет сделать меня декабристом и переехать ко мне в Енисейск, а она мне совершенно не нужна». А Свободин в комментариях написал, что речь идет о народной артистке СССР ![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
А.И.Степановой. Она понятия об этом не имела, пока ее внук не показал бабушке эту книгу. Ангелина Иосифовна пришла в ярость, так как там стояла дата декабрь 1933 года. Она мне сказала: «Вы знаете, Виталий, как Свободин не понимает, что речь идет о жене Эрдмана, а я никогда ею не была! В январе 1934 года состоялась премьера пьесы Горького «Егор Булычев и другие», где я играла одну из главных ролей, и я поехать к нему не могла. Я ездила к нему летом 34-го года. Возьмите, пожалуйста, лесенку и там – на шкафу лежит чемоданчик, достаньте из него пакет». Я все выполнил, а в пакете были письма Эрдмана к ней – 73 письма. Я начал сразу же их читать, и понял, что эти письма надо немедленно печатать. Но Антонина Иосифовна мне возразила: «Вот, если бы сохранились мои письма к нему. Но Коля никогда ничего не хранил». Я попросил, чтобы она позвонила в ЦГАЛИ (Центральный Государственный Архив Литературы и Искусства) и узнала, а вдруг эти письма сохранились. Ангелина Иосифовна позвонила директору, та посмотрела архив и сказала: «Есть только один пакет, который Эрдман берег всю жизнь. Сейчас я его вскрою и вам перезвоню». Через некоторое время она перезвонила и сказала: «Здесь – 280 ваших писем к Николаю Робертовичу». ![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
![](/acter/foto/sov/pv_4107.jpg)
Степанова попросила прислать ей ксерокопии писем. И тогда я придумал эту книгу.
— Очень интересная история! И последний вопрос: удается ли вам при таком напряженном графике работы отдыхать? Чем вы любите заниматься в свободное время, как проводите досуг?
— Свободного времени у меня практически нет, а если оно и есть, то я уезжаю за границу.
— В какие страны?
— Я побывал почти везде, но езжу в свой любимый город Париж, а отдыхаю обычно в Ницце. Но в последнее время там много русских, так что уединиться не удается, ведь после стольких лет, проведенных на экране, меня обязательно все узнают. Недавно я отметил юбилей – 200 передач за 18 лет работы на телевидении!
— ![](/acter/foto/sov/pv_239867.jpg)
Виталий Яковлевич, я вас благодарю за эту интересную беседу!
— И вам, Евгений, большое спасибо!
Беседовал Евгений Кудряц
Это интервью в сокращенном варианте опубликовано в газете «Европеец» (Голландия) в августе 2009 года.
Это интервью на сайте кино-театр.ру
GD Star Rating
loading...
loading...
GD Star Rating
loading...
loading...