ПРЕДСКАЗАНИЯ КРИЗИСА

Станислав Белковский в сегодняшнем пейзаже политологов, политтехнологов и аналитиков – фигура далеко не однозначная и критикуемая со всех сторон.

После окончания факультета экономической кибернетики Московского института управления он работал системным программистом в Госкомнеф­тепродукте РСФСР, а затем начал заниматься политическим консультированием, сотрудничая с такими фигурами, как Константин Боровой и Лев Вайнберг. В 2002 году учредил некоммерческую организацию Совет по национальной стратегии. В 2003 году организация опубликовала ряд докладов: «Государство и олигархия», «Новая вертикаль власти». С 2004 года возглавляет организацию Институт национальной стратегии, объединяющую группу российских политологов.

Человек, ставший прототипом главного героя романа Александра Проханова «Политолог», согласился ответить на вопросы нашего корреспондента.

– Уважаемый Станислав, каковы, по-вашему, предпосылки и причины финансового кризиса?

– После Второй мировой войны, когда развернулась глобальная конкуренция двух моделей развития – социалистической (советской) и западной, – Запад, наряду с политическими свободами, предъявил миру общество потребления, которое, подобно сладкоголосым сиренам, должно было в конечном счете завлечь в свои сети и Второй (коммунистический), и Третий мир. В 1989 году, после падения социалистических режимов в Восточной Европе, мир стал однополярным. Модель «политические свободы + потребление» победила в качестве глобального образца. Сам же постоянный рост материального потребления стал практически безудержным.

Стремительно растущее материальное потребление потребовало постоянного увеличения денег в обороте, а последнее, в свою очередь, – новых финансовых инструментов, которые позволили бы эти деньги связать, во избежание гиперинфляции. Например, тех же пресловутых деривативов. Таким образом, к середине «нулевых» годов XXI века стало очевидно, что: а) рост потребления качественно опережает рост производства; б) значительная часть ценных бумаг не обеспечена реальными активами. В 2007-м началось крушение этой финансово-потребительской пирамиды, которое в 2008-м приняло характер глобального кризиса.

– И какие можно ожидать последствия?

– С одной стороны, это уже много раз обсуждавшийся так называемый «левый поворот». Он предполагает, в частности, усиление регулятивной функции государства и сокращение роли транснациональных корпораций, которые в последние десятилетия часто стали подменять национальные правительства. При этом корпорации, навязывая нациям те или иные политические решения, действовали безответственно, не думая о стратегических последствиях. Бизнес-сообщество перестанет быть очевидным источником моральных принипов и жизненных образцов, каким оно явилось миру в конце XX века.

Ясно, что вся бизнес-мифология превращения нищих в принцев уйдет на второй план, т. е. мир станет более социалистическим, чем он был доселе. В краткосрочной перспективе кризис приведет к усилению (а не ослаблению, как фантазируют многие) США, потому что именно кризис выявил колоссальную зависимость всего мира от Америки, так как США устанавливают правила игры. И даже такая сильная держава, как Китай, который в последние годы казался реальной альтернативой США и возможным претендентом на роль второй мировой сверхдер-жавы, показал, насколько он зависим от Америки, и сейчас он несколько умерит – хотя бы на время – свои политические амбиции.

Применительно же к России кризис приведет к краху классической постсоветской модели развития экономики, присущей большинству стран бывшего СССР (кроме Белоруссии, где предыдущие 15 лет реализовывалась не постсоветская, а неосоветская модель, т. е. модель воссоздания СССР в миниатюре). В остальных странах СНГ – России, Украине, Казахстане – реализовывалась модель утилизации советского наследства со ставкой на сырье или некую профильную отрасль экономики (например, на Украине – металлургию), которая, в представлении правящих элит, могла им обеспечить стабильность и процветание на протяжении нескольких десятилетий.

При этом все остальное – от еды до высоких технологий – предполагалось получать по импорту. О необходимости модернизации элиты отказывались даже думать (хотя пропагандистского треска на эту тему было предостаточно). Сейчас стало ясно, что эта модель полностью исчерпала себя. И потому для постсоветского мира кризис будет более болезненным, чем для многих других регионов Земли.

В стратегической же перспективе кризис приведет во всем мире к уменьшению значимости ценностей материального потребления и росту влияния идеологий (в традиционном понимании этого слова), а также религий. Как старых, так и новых.

– В начале марта исполнился год пребывания у власти президента РФ Дмитрия Медведева. Как вы можете оценить его деятельность на высшем посту России?

– Медведеву удалось показать, что он – реальный и амбициозный лидер, который хочет править страной. Хотя необходимо отметить, что атмосфера, в которой Медведев приходил к власти в 2008 году, кардинально отличалась от той, что была в 1999–2000 гг., когда к власти приводили Путина. Тогда было принято считать, что править Россией – дело сложное и опасное, поэтому Путин воспринимал власть как тяжелое бремя, как обязанность, которую он возлагает на себя во имя обеспечения интересов правящей элиты, не желавшей ревизии итогов приватизации.

Медведев же приходил совершенно в иной обстановке, так как в последние годы считалось, что управлять Россией – просто раз плюнуть, что никаких проблем нет и не будет – ни в российской экономике, ни в других областях жизни, и можно просто перераспределять огромные финансовые средства и царствовать, лежа на боку. Я думаю, что уже к концу первого года пребывания у власти Медведев убедился, что это не так!

Россия оказалась застигнута кризисом, который был абсолютно предсказуем. В частности, мы с коллегами по Институту национальной стратегии предсказывали его еще осенью 2007 года, но тогда не только российская власть, но даже оппозиция проигнорировали эти прогнозы, так как все были уверены (одни со знаком плюс, а другие – со знаком минус), что нефтяное процветание продлится еще не один год. Хотя уже тогда налицо были все признаки глобального кризиса, и в условиях тотальной зависимости российской экономики от внешних факторов было ясно, что по России глобальный финансовый кризис ударит очень больно.
«Русская мысль»